Продолжаем рассказывать о проекте регионального отделения Союза журналистов России по увековечению памяти островных журналистов-фронтовиков.
На далеком острове
Удивительны судьбы двух друзей – Александра Алексеевича Пантелеева и Алексея Николаевича Рыжкова.
Они, кстати, одногодки – 1908 год, причем оба родились в августе.
Правда, Пантелеев в Белоруссии, в большой крестьянской семье, подростком устроился в Могилеве работать краснодеревщиком на местную фабрику.
А Рыжков из Костромы. В 1925-м по призыву комсомола «Лицом к деревне» направлен в село Кичменский, где был назначен заведующим районным отделением издательства «Советская мысль».
В начале 30-х оба они рванули на Сахалин. По комсомольскому призыву и по зову души.
Путь на остров был непрост. Группу комсомольцев, где был Пантелеев, в дороге обокрали, утащили все документы. Приехали они на место, получается, никто и из ниоткуда. Но в леспромхозе поселка Хоэ их ждали, там и документы всем восстановили.
Рыжков в 1931 году приехал во Владивосток и устроился матросом. А тут в декабре на Сахалин уходил, закрывая навигацию, пароход «Эривань». Он на него, а тот – в жестокий девятидневный шторм и чуть не затонул у Пильво. Там всех удалось снять на берег, и пошла команда в Александровск по берегу пешком.
В 1936 году Пантелеев поступил в Александровское педагогическое училище, в 1939-м окончил и работал преподавателем школы в Хоэ, вел уроки биологии. Затем был назначен ее директором. Женился. Родилась дочь.
А Рыжков устроился в газету «Советский Сахалин» и проработал в ней до сентября 1937 года литсотрудником (корреспондентом), завотделом, ответственным секретарем. Тоже женился, родились дети.
Правда, в 1937 году, когда начался период, известный сахалинцам как «дрековщина», с семьей срочно уехал на материк, поскольку Дрекова он знал и не уважал, а тот отвечал журналисту взаимностью.
Но в 1940 году, когда все успокоилось, вернулся. Причем уже в статусе ученого. Его публикации оценил сам директор Института этнографии в Ленинграде академик Струве и лично позвал к себе на работу. Но притяжение Сахалина оказалось сильнее.
Знали ли Пантелеев и Рыжков тогда друг друга? Наверняка. Населения на Северном Сахалине было не так и много, а Рыжков как журналист объездил и обошел большую часть острова.
Но друзьями они стали, когда Александровский военкомат направил их в Шкотовское (Приморье) пехотное училище. Были они уже людьми семейными, состоявшимися, но гоняли их жестко и без скидок. И тогда Пантелеев и Рыжков в шутку дали друг другу слово, что если «выживут в учебке», то останутся живыми и на войне. Так и получилось.
Но тогда их судьбы разошлись.
Я родом от земли

В конце 1943 года Пантелеев попал в 182-ю Дновскую стрелковую дивизию 2-го Прибалтийского фронта.
Теплые воспоминания об Александре Алексеевиче оставила его дочь Виолетта Алпатова. «Единственное, о чем он рассказывал, – о тяжелых бытовых условиях. Не спали по нескольку суток, совершали огромные переходы, и бесконечно шли приказы: то остановиться, то занять оборону, то переходить в наступление. Это страшно изматывало людей. Так было в Псковской области. А потом, когда врага вытеснили за пределы нашей страны, в Восточной Пруссии шли только вперед, и стало проще…»
Ну, как проще… «После переформирования его дивизия вошла в состав 3-го Белорусского фронта и участвовала в боях за Кенигсберг. Отец вспоминал, что город сам по себе был цитаделью. Каждое окно, каждый подъезд надо было брать, отвоевывать, просто так никуда не зайти. В этой мешанине трудно разобрать, где наши, где немцы, врукопашную ходили, в контратаки. Это все продолжалось четыре дня, и отец, когда рассказывал, удивлялся, как они смогли выжить в этом аду...»
Вернулся в Хоэ в 1946 году.
«Вскоре папу пригласили в Александровск работать в редакцию местной газеты «Красное Знамя». Дело в том, что на фронте он начал писать стихи и печатался в дивизионных газетах...
Я до этого момента никогда не видела машин, а было мне уже 7 лет. У нас в Хоэ только телеги с лошадьми, олени и собачьи упряжки, а тут автомобиль! Когда я его увидела, спряталась за папу и закричала: «Папа, на тебя танк едет!»...
А в 1954 году мы переехали в Корсаков, отцу как члену партии предложили возглавить корсаковскую редакцию. Конечно, Корсаков тогда был совсем не таким, как сейчас. Александровск – столица Сахалина, театр, неплохое по тем временам благоустройство, а в Корсакове машина, на которой мы въехали в город, тут же застряла в луже посреди улицы, такая была грязь и неустроенность...
Редакцию отец поднимал с нуля, и мы его практически не видели. Утром уходил – мы еще спали, возвращался – мы уже спали…
Проработав в Корсакове 10 лет, два года трудился на сахалинском телевидении, которое только-только появилось. Плод его трудов – «живые» заставки вместо статичных картинок. А потом, опять же по партийному поручению, вновь вернулся в Александровск-Сахалинский, продолжил работать редактором местной газеты. Писал стихи, рассказы. Выйдя на пенсию, вернулся в Корсаков…
В память о нем мне удалось в 2015 году издать две книги его стихов и рассказов. Это сборники «Я родом от земли» и «В моей стране не петь нельзя».
Краевед № 1
А вот Рыжков как опытный журналист в декабре 1943-го был отозван из училища и назначен литсотрудником фронтовой газеты «Тревога». В июле 1944 года переведен на Сахалин в газету «За Советскую Родину» 79-й стрелковой дивизии, ставшей основной ударной силой Южно-Сахалинской наступательной операции.
Военкор Рыжков вместе с кавалерийским эскадроном старшего лейтенанта Литвицкого одним из первых в ночь на 11 августа пересек государственную границу. В районе японского полицейского поста Хандаса (Южная Хандаса), фактически настоящей крепости, где у японцев был заранее пристрелян каждый квадрат, начался бой.
«Кто-то кричит мне в ухо:
– «Кукушки!»
– Не слышу, громче!
– «Кукушки» сзади нас, японские снайперы. На офицеров охотятся, у нас лейтенанта убили, замаскируйте погоны! Издалека видно...
Да, мои – хорошая мишень для снайперов. Кто-то из солдат, проявив находчивость, заботливо обвил мои погоны травой, кто-то стянул с убитого каску, подал мне».
Это он описал позже в своей документальной, основанной на фронтовом дневнике, который он вел в марте – сентябре 1945 года, книге «Бои за родные острова».
Эскадрон попал в окружение и весь был бы уничтожен, если бы на выручку не пришел батальон Светецкого. Рыжков за этот бой был награжден медалью «За боевые заслуги».
Но тогда было не до наград. Надо незамедлительно добраться до редакции и написать о «кукушках» и методах борьбы с ними.
А с утра, нагрузив на себя пачку газет (было не до почтальонов), опять на передовую.
И так всю войну. В числе первых входил в города Сикука (Поронайск), Тойохару (Южно-Сахалинск), описания которых также оставил в своей книге.
А после окончания боевых действий как опытный историк был направлен в Маоку (Холмск) для составления военно-исторической справки о боях за этот город.
Демобилизован в декабре 1945 года и… направлен на восстановление лесной и бумажной промышленности острова. Такие тогда были времена. Партия сказала – надо…
И только в 1952 году вернулся к научной и журналистской деятельности. В течение 10 лет работал редактором Сахалинского книжного издательства. В 1963 году перешел на преподавательскую работу в Южно-Сахалинский пединститут.
И всю свою жизнь посвятил увековечению памяти участников освобождения Южного Сахалина и Курильских островов. И вообще одним из первых стал заниматься вопросами приоритета России в открытии, исследовании и освоении Сахалина и Курильских островов.
Помимо упомянутой книги «Бои за родные острова» им написаны «Подвиги русских людей на Сахалине и Курильских островах», «По городам Сахалина, Справочник-путеводитель», «Сахалин и Курильские острова в годы Великой Отечественной войны Советского Союза (1941–1945)», «Памятники и памятные места Сахалинской области».
За все это Алексея Николаевича абсолютно заслуженно звали «краевед № 1». Ведущие сахалинские историки и сейчас с гордостью называют его своим учителем.