15 сентября 1945 года было принято решение о создании при Военном совете 2-го Дальневосточного фронта Гражданского управления Южным Сахалином. Его начальником, а одновременно и замкомандующего фронтом был назначен Дмитрий Николаевич Крюков.
Подробности в материале sakhalin.aif.ru.
Это – наша земля!
Нам повезло, что человеком он был не просто активным, но и активно пишущим, и его великолепные воспоминания о работе на Сахалине – как северном, где он прошел путь от начальника опытной сельхозстанции до председателя облисполкома, так и южном – позволяют как можно более полно узнать о первых послевоенных неделях и месяцах на наших островах.
Как пишут, в армии тогда царил дух победителей, бурлила молодая удаль, подогреваемая несметными запасами сакэ, «дорогу к которым русский человек находит внутренним чутьем». Некоторые не стеснялись запускать руки на склады, на звероводческих фермах отбирали для жен роскошные лисьи шкуры, конфисковывали без выдачи документов ящики масла, мешки с сахаром, забирали пиловочник для обустройства зимних квартир. Видя все это, не зевали и японцы.
В вышестоящие инстанции Крюков докладывал: «Бежавшее население, отступающие японские войска, а частью и наступающие советские уничтожали связь, транспорт, скот, разрушали предприятия. За это время выгорело от 30 до 80% построек в городах Сикука (Поронайск), Камисикука (Леонидово), Отиай (Долинск), Отомари (Корсаков), Эсутору (Углегорск), Тойохара (Южно-Сахалинск), сотни сел и предприятий… И советские войска, и японцы растащили много материалов, продовольствия из складов и магазинов…»
Он потребовал от командующего фронтом наведения строгого порядка: «Южный Сахалин и Курилы – исконно русские земли; все, что тут есть – фабрики, заводы, городское и сельское хозяйство, природные богатства, – теперь принадлежит государству. Так сказал товарищ Сталин. Значит, на своей земле никаких трофеев быть не может. За хищение и порчу – под трибунал!».
И командующий фронтом генерал Пуркаев по его настоянию издал соответствующий приказ.
Спасительный рынок
А ситуация была сложнейшая. Крюкову поручили управлять более чем трехсоттысячным японским населением в те дни, когда оно было потрясено и деморализовано пережитыми боями, разрушениями, потерями, страхом. Многие, побросав обжитые места, устремились в южные портовые города с надеждой выехать в метрополию. Например, в Отомари (Корсаков) и его окрестностях в ужасных условиях антисанитарии скопилось около шестидесяти тысяч беженцев. Ни продовольствия у них не было, ни воды, ни теплых вещей…
Стоял неубранным урожай, не работали целлюлозно-бумажные заводы, лесопильные и химические предприятия. Из районов докладывали: муки, сахара, жиров, мяса, табака нет, запасы риса и сои ничтожны. В самой Тойохаре положение почти чрезвычайное – все стоит.
Предстояло вернуть беженцев к прежним местам проживания и запустить производственную машину.
И первое, что сделал коммунист Крюков, – ввел рынок. То есть открыл рынки, проще говоря – базары.
В это трудно поверить, но в милитаризованной Японии они были запрещены, и крестьяне были обязаны сдавать весь урожай нескольким государственным монополиям.
А теперь им разрешили оставлять половину урожая для свободной продажи, во всех населенных пунктах были организованы рынки. И, конечно, как и в памятные нам 90-е, торговать там стали не только огородной продукцией, а всем: деревянными сандалиями, кимоно, палочками для еды, брикетами для отопления домов, мелкими керамическими изделиями, картинами, бумажными фонариками, зонтами, веерами…
И, естественно, потянулись сюда все – просто поглазеть, на других посмотреть и себя показать. Например, Крюков обращал внимание на присутствие на рынках многочисленных зевак, и в их числе хорошо одетых женщин, которым было просто интересно на этих людских торжищах.
Зарплата для храмов
Еще одно, столь же неординарное решение, было принято о судьбе буддийских и синтоистских храмов.
Крюков описал, как вместе со своим заместителем Александром Емельяновым они впервые посетили крупнейший храм Карафуто.
«Зашли в главный храм в Тойохаре, что рядом с парком. Смотрим, на полу валяются бумага, статуэтки Будды. Разыскали священников, представились, спросили, почему к ним не заходят люди. Они удивились. Старший заявил: «Нам известно, что в Советской стране религия запрещена, священников сажают в тюрьму!» Емельянов с возмущением ответил: «Да, у нас церковь отделена от государства. Выполнение религиозных обрядов необязательно, но кто хочет веровать в бога, тот верует… Так что наведите порядок в храме и отправляйте в нём свою службу и религиозные обряды для тех, кто будет посещать храм». Но тут один из священников спросил: «А на что мы будем жить? Раньше получали зарплату от государства и плату за обряды, теперь нам никто не хочет платить». Этот разговор заставил нас задуматься. Ведь священнослужителей очень много. У населения они пользуются большим авторитетом. Не имея средств к существованию, могут вести провокационную работу против нас. Установили им заработную плату, дали продовольственный паек…»
А священник Отосио по этому поводу писал родным: «Не волнуйтесь, Бог нашел нас. Когда русские полонили, мы волновались за нашу судьбу, как будет в дальнейшем с жизнью, с питанием, с религией. Оказалось, всем японцам дали работу, питание даже лучше, чем было. Советские органы не чинят нам никаких помех в жизни, не вмешиваются в дела храмов, заставляют совершать обряды. И вряд ли вы поверите, они нам установили плату за службу, и ее хватает, чтобы питаться».
И Почетные грамоты
И по поводу экономики тоже приходилось принимать очень «неформальные решения».
Например, Крюков был осведомлен, что среди населения распускаются самые невероятные слухи о судьбе губернатора Оцу Тосио и о том, что один из его ближайших помощников Эндо Макото давал установку промышленникам: работать так, чтобы «только дым шел из труб», то есть «делайте вид».
Примеров скрытого саботажа имелось достаточно, чтобы принять самые крутые меры.
Но Крюков поступил по-другому. Прежде всего он совершил с Оцу Тосио поездку по южному Сахалину. Там увидели своего губернатора живым и здоровым, услышали его призыв сотрудничать с Красной Армией.
При этом японское население неподдельно изумляло то, что Крюков свободно передвигается по городам и деревням без всякой свиты и кланяться ему не надо! И вообще ходит, как простые смертные. Ранее-то любой большой чиновник был подобно небожителю...
Правда, сам Крюков отмечал и неожиданные последствия отмены обязательных поклонов и телесных наказаний: «Раньше их заставлял все делать староста и бил за неповиновение, а когда они увидели, что русские не бьют, страх у них исчез, а это сказалось на общей дисциплине японского населения…»
Но это было временное явление.
Затем был созван съезд владельцев, руководителей и главных инженеров предприятий. У съезда было две части – деловая и неофициальная. Сначала вели непростой разговор о взаимоотношениях с только что образованными трестами, о сырье, кредитах, порядке сдачи выработанной продукции, о ценах и расчетах через банки.
Затем состоялся обед. Сначала – традиционная чашечка сакэ, а потом – традиционная водка... После нескольких рюмок японцы захмелели, а в нужный момент появился баянист, наиграл мотив, и вскоре участники съезда с обеих сторон распевали «Катюшу», которую до сих пор любят в Японии.
Разоткровенничавшись, представители компаний высказали желание работать при любой системе – социалистической или капиталистической, лишь бы она скорее начала действовать.
Ну, вот так потихоньку и раскрутили все хозяйство. Некоторые предприятия заработали со скрипом, но на большинстве из них японцы принялись за дело с присущим им трудолюбием и 28-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции встречали ударным трудом. Говорят, что долгое время в Японии старики с Сахалина хранили почетные грамоты за ударный труд с портретом Сталина.
Словом, благодаря умелым и неординарным действиям сотрудников Гражданского управления под руководством Крюкова сахалинские японцы без особых потрясений начали включаться в советские реалии.